Владимир Лидский
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЛЕНИНА
Фарс-гиньоль
Одно действие, двенадцать картин
Действующие лица:
Владимир Ильич Ленин
Первый полицейский
Второй полицейский
Начальник опорного пункта полиции
Проститутка Маша
Проститутка Лена
Проститутка Зина
Мамочка, хозяйка дома свиданий
Девушки из дома свиданий
Левинсон, учёный, будущий нобелевский лауреат
Первый бандит
Второй бандит
Босс бандитов
Командир ОМОНовцев
Куратор Спецучреждения
Силантий Авдеич Сюканов, лидер КПЦР
Двойник Ленина
Диктор
Первый часовой
Второй часовой
Клиенты дома свиданий
Девушки из дома свиданий
Корреспонденты
ОМОНовцы
Голоса
Очень близкое будущее, которое с течением лет будет отодвигаться года на два, на три; историческая суть, думается мне, с течением лет не будет сильно меняться, ну, может только имена со временем будут другие, впрочем, любые совпадения имён и фамилий прошу считать случайными и непреднамеренными.
Картина первая
Красная площадь в Москве. Мавзолей Ленина. Торжественная смена караула. Часовые чеканят шаг, приближаясь ко входу в Мавзолей. Старая смена покидает место вахты, новая — заступает. По Красной площади прогуливаются туристы, фотографируются в обнимку с двойником Ленина. Из дверей Мавзолея выходит Владимир Ильич Ленин.
ЛЕНИН (часовым). Чё, парни, караул устал?
Часовые молчат, вытянувшись в струнку и недоумённо уставившись на Ленина.
ЛЕНИН. Так и будем в молчанку играть? Устал, говорю, караул-то? (Хлопает по плечу одного из часовых). Отомри, бля!
Выходит на Красную площадь.
ЧАСОВОЙ (догоняет). Владимир Ильич, Владимир Ильич! Это… нельзя же, Владимир Ильич! Вы ж там (указывает на Мавзолей) должны!..
ЛЕНИН (сочувственно). Эк тебя перекосило-то, батенька! (Неожиданно злобно). Отвянь, сынок!
Идёт по площади, натыкается на своего двойника.
ЛЕНИН. Это чё за рожа?
ДВОЙНИК. Ты сам рожа!
ЛЕНИН. Ты чё здесь торчишь? Я щас коменданта Кремля вызову!
ДВОЙНИК. Да ты кто такой? Это моя территория! И комендант с неё бабло получает, и менты! Кому надо, всем отстёгиваю! Вали на свой пятачок!
ЛЕНИН. Сука, ты меня свиньёй назвал! Я тебе покажу — пятачок! Я тебе самому пятачок начищу! (Замахивается).
ДВОЙНИК. Ага, давай! (Бьёт).
Ленин падает. Поднявшись, берёт со штатива фотокамеру и с чувством грохает ею о булыжник площади. Вокруг собираются зеваки.
ДВОЙНИК. Ах, ты…
ЛЕНИН. Самозванец! Буржуйское отродье!
Хватает пёстрый китайский зонтик, под которым стоял штатив с фотокамерой, лупит им Двойника, тот падает.
ЛЕНИН. Сволочь! Иуда! Ты мне ещё за девятьсот пятый год ответишь!
ГОЛОСА. Мочи его, Ильич! На святом наживается! Мочи! Зонтик ему в задницу! Достали коммуняки! Это кто здесь на комунистов тянет?
Среди зевак начинается свалка. Слышны звуки ударов, ругательства, вопли. Иностранцы фотографируют. Ленин обыскивает поверженного Двойника, достаёт из его карманов деньги, забирает. В это время становится слышен полицейский свисток, приближающийся издалека. Перед полицейскими расступаются.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Оппа! Картина маслом - Ленин Ленина месит… Дай-ка ему как следует, Ильич!
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Плюнь на него, Ильич!
ПЕРВЫЙ. По сопатке ему!
ВТОРОЙ. В глаз, в глаз ему! По зубам!
ПЕРВЫЙ. Яйца разбей ему, Ильич! Глазунью ему из двух яиц!
Ленин добросовестно исполняет пожелания.
ВТОРОЙ. А теперь встал, быстро!
ПЕРВЫЙ. Чё, не понял, старый? Встал, тебе сказали!
ВТОРОЙ. Документы давай!
ЛЕНИН (показывает на Мавзолей). У меня там документы.
Полицейские смеются.
ПЕРВЫЙ. Ну, ты гонишь, дед! Приморил!
ВТОРОЙ. Бич, наверное. Давай возьмём его… это… попрессуем, а то скукотища сёдни чё-то…
ПЕРВЫЙ. Ага… курвам его отдадим, нехай понасилят старичка…
ВТОРОЙ. Руки дал, быстро! (Защёлкивает наручники).
Ленина уводят. Толпа с сожалением расходится.
Картина вторая.
Опорный пункт полиции.
НАЧАЛЬНИК. Ну чё, попался, дедуха? Как разводить будем?
ЛЕНИН. Разводить — потом. Сначала необходимо взять почту, телеграф, телефон. А потом уж и мосты разводить.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ты чё чернуху гонишь? Бабки давай!
ЛЕНИН. У меня одна тока. Надежда Константиновна. Но она в Кремле.
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ты, ему в дурку надо. На хер мы его взяли?
ПЕРВЫЙ. Ну чё, попинаем малехо…
ВТОРОЙ. Чё надо, старый? Чё залупаешься? Зубы лишние есть? Закурить давай!
ПЕРВЫЙ. Закурить быстро дал! Чё, глухой?
ЛЕНИН. У меня нету… не курю я… Это у Феликса Эдмундовича надо…
НАЧАЛЬНИК. Ты чё, на крышу намекаешь? Кто это — Феликс Эдмундович? Кругом евреи, бля! Да мне на твою крышу… У меня-то крыша покруче будет! Закопаем тебя на хер! Чё, не понял? Закурить быстро дал!
ЛЕНИН (испуганно). Говорю же — не курю я…
ВТОРОЙ. Ты чё, блатной? Чё ты мне здесь пальцы гнёшь? Борзый, да? Не курит он! Меня это не дерёт! Дал быстро закурить!
Легонько бьёт Ленина по щеке.
ЛЕНИН. Вы что, товарищ?
ВТОРОЙ. Тамбовский волк тебе товарищ. Мы для тебя, что ли, сука, в семнадцатом году революцию делали? Чтобы ты, зассыха, по вокзалам побирался? Чтобы политуру под забором хавал? Чтобы ты нам коммунистическую партию позорил? И «Единую Россию»? И ЛДПР тоже?
ЛЕНИН. А я за единую Россию! Мы и Финляндию ещё вернём, и Монголию присоединим!
ПЕРВЫЙ. Ты чё пургу несёшь, обсос? У нас своих нищих хватает! Тебе киргизов-таджиков мало?
ЛЕНИН. Мы политику национального размежевания модернизируем! Мы будем разделять и властвовать! Да здравствует курс на социалистическую индустриализацию!
ВТОРОЙ (начальнику). Он бредит, товарищ капитан, гляньте на его рожу шизанутую… Обдолбанный, как пить дать.
НАЧАЛЬНИК. Обшмонайте его. У него, наверное, ханка по карманам. Мы щас на него показательное дело заведём. Сбыт в особо крупном размере.
ПЕРВЫЙ. Вот голова, товарищ капитан. Голова — ума палата. А то чё-то премии давно не получали. Ну-ка, встал, дрочок!
ЛЕНИН. Ты сам дурачок! Я Председатель Совета Народных комиссаров!
ПЕРВЫЙ. Я-я-я-ть твою мать! Ты гонишь! А не президент Соединённых Штатов?
ВТОРОЙ (смеётся). Э, хватил! Тот – смугленький…
ПЕРВЫЙ. Короче, достал уже! Выворачивай карманы, ханку давай!
Ленин выворачивает карманы, оттуда выпадают деньги.
НАЧАЛЬНИК. Оба-на!
Первый и Второй собирают мятые купюры, уважительно кладут на стол перед Начальником.
НАЧАЛЬНИК. Т-а-а-к… он ещё и ограбил кого-то. Говори, сука, какой банк бомбил? С кем был? Кто наводчик? Где подельники? Где бабки зарыл? Колись, мразь! (Изо всех сил бьёт Ленина кулаком). Колись! «Слоника» захотел? «Ласточку»? (Полицейским). Мочите его на хер!
Первый и второй сбивают Ленина с ног, увлечённо бьют.
ЛЕНИН. Дзержинского ко мне, Троцкого, Зиновьева!
ПЕРВЫЙ. Ай, напужал! А мы уже здесь! Я — Троцкий, а вот он (кивает на Второго) — Зиновьев.
НАЧАЛЬНИК. А я — Дзержинский. Мочите его, парни, как Феликс Эдмундович завещал!
Полицейские бьют.
ВТОРОЙ. Вася, по башке ему ногой!
НАЧАЛЬНИК. Рёбра, рёбра ломай!
ПЕРВЫЙ. Петя, глаз выбей-ка ему!
ВТОРОЙ. Ща, погоди я ему руку хочу сначала сломать… О-о! Кровь пошла! Топчи его на хер!
НАЧАЛЬНИК. Меси! Будет знать, как народное достояние из банков тырить! Цинизм какой, а? А потом бабло… это … на ханку спускать! Юные поколения наши портить. Мы тут поставлены, чтобы зло искоренять, а вы… твари, мрази… вы нам всю страну засрали ханкой своей, бухлом палёным… вы что ж творите… генофонд нам портить! Заманал, наркоман палёный! Мочи его!
ЛЕНИН (успевая сказать напоследок). Есть условия, при которых насилие и необходимо и полезно, но есть условия, при которых насилие не может дать никаких результатов…
Полицейские набрасываются на него. Ленин жалобно скулит, полицейские бьют с настоящим остервенением.
ПЕРВЫЙ. Всё, сдохни, бля… Ленин… Петя, кто это вообще – Ленин?
Затемнение.
Картина третья
Избитый, окровавленный Ленин в «обезьяннике» с тремя проститутками.
ЗИНА. Бедненький… за что же они тебя так … отшиздили? Чё ты им сделал-то? Грубил, наверное?
Ленин мычит.
МАША. От звери-то… Волки позорные! Рази ж можно так живого человека-то? Ты чей будешь, горемыка?
ЛЕНИН (с трудом). Ленин… Ленин я…
МАША. Слышь, Ленка, — твой, говорит… У тебя ж вроде помоложе был… Неужто его менты так рихтанули? (Сокрушённо, по-бабьи качает головой). Бе-е-дный… (Причитает) …и волосья-то подёргали-и… и сопатку-то разбили-и… и фингалов-то наставили-и…
ЛЕНА. Не, эт не мой… не мой говорю…
ЛЕНИН. Ты сама немая. Я могу разговаривать! Я знаешь, как могу разговаривать? Я такие речуги толкал! На Финляндском вокзале, с броневика! С дворца Кшесинской… прикинь… с балкона! За мной люди шли! Меня сознательные массы слушали! Я всё взял, всё — и телефон, и телеграф, и почту! А на почте письма — все мне! От трудящихся, крестьян, солдат! (Достаёт из кармана мятую бумажку, читает). Дорогой, любимый наш Владимир Ильич! Возьми всё! Не тушуйся, бери! Грабь награбленное! Заманали уже помещики и капиталисты, еды нет, питья нет, всё забрали у бедного хрестьянина да у бедного рабочего… А куды хрестьянину да рабочему податься? Помещики пришли — грабють! Капиталисты пришли — грабють! Тупин и Ведмедев пришли — грабють! Мочи нету уже! Ой, что это… мочи нету уже… Фу, ты, перепугался за народ… коли уж мочи нет, значит пить совсем не дают… Изверги… а ведь могли… слава Богу, дают ещё… Ну, я знаю, дают, дают, горькая ж никогда не переведётся на Руси, нашему народцу, пожалуй, и есть не нужно, лишь бы пить было… (плачет)…просрали народ… а какой народ! Да чё там! Так ему и надо! Быдло, темнота, грязь! Всех их к ногтю! И новую породу выводить! А этих, в позументиках которые, тех ваще керосином на хрен полить и поджечь! Где, где народ мой, где светоч коммунизма? (Плачет).
ЗИНА. Бедненький, плачет… Жалко же его…
ЛЕНИН. Эх, девки! Я такое замутил! Айда к нам в партию большевиков!
МАША. Да у нас разные бывают. Мы любой можем поднять — и большевиковский, и меньшевиковский, и средненький. Щас, правда, мужик всё больше с меньшевиковским пошёл — стрессы там, жена, типа, мозг выносит, на службе неприятности… А то баррикады там… белоленточники … слыхал же - площадь Сахарова, Болотная… Это ж всё переживания, у кого хочешь упадёт…
ЛЕНИН. А мы с «болотом» просто — чик-чак и нету никого! И бундовцев так же, и меньшевиков. Не сахар, конечно, с ними было дело иметь, это ты верно говоришь…
МАША. Чего несёт? Слышьте, девки, он, кажись, убогонький… Ему менты, кажись, мозг сдвинули с правильной оси. Они ж, твари, завсегда, перво-наперво кумпол повреждают, чтоб клиент, как выйдет из ментуры, ничего б не помнил… Твари ментовские — выключают тебя ногами по башке, а потом шмонают и все тугрики счищают… А нашу сестру! Бедная, бедная наша сестра!
ЛЕНИН (встревоженно). А чего с сестрой-то? Болеет? Умерла?
МАША. Если бы болела, было б лучше! Знаешь эти суки как венерических боятся! А нам это нельзя, у нас это работа. Мы с триппером не можем даже работать, к нам же иностранцы ходят…А мусорня пользуется на халяву. Специально облавы устраивают. Загонят нас в «обезьянник» и выдёргивают всю ночь по одной, как морковку с грядки. Заманали уже… да ещё немытые на работу ходят… ты как думаешь, приятно в немытую дудочку свистеть?
ЛЕНИН (изумлённо). В дудочку?
МАША. Тяжко, тяжко нашей сестре… А то ещё «субботники» устраивают. Забирают с «точки» и весь день трясут нас на халяву. Которым на дежурство уходить, — тем «скоренький два-ноль» давай, а которые «на хате», — «кругосветку» требуют… прикинь, щизанутые ваще, это ж денег стоит!
ЛЕНИН. Да, да, и деньги забрали… потом пинали меня по голове, а ведь у меня мозга уже мало, врачи говорили, половина мозга высохла, мол, насовсем (плачет).
ЗИНА. Бедненький, ой, бедненький… Слышь, Машка, может, пожалеем его?
МАША. Ты чё, дура, что ли? С дуба рухнула? Да он и не заберётся на тебя. Маинький такой. А на тебя взобраться чтобы, альпинистское снаряжение нужно покупать. Ты ж как Эверест у нас. И ваще — с какого хрена? У него ж менты бабло свинтили.
ЗИНА. Я его за так пожалею. Щупленький такой… а плачет-то как жалобно…
МАША. Ну, дура!
ЗИНА. Идите ко мне, старичок хороший, хотите, я вам дойку дам?
Затемнение.
Картина четвёртая
Дежурная часть опорного пункта полиции.
НАЧАЛЬНИК. Так, воины… Наливай! Зырьте, скока у бомжа бабла свинтили… Может, позовём его? Пускай выпьет с нами. Он бухой прикольный будет. Потом прессанём его, а то скукота тут…
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Не, Петрович, давай потом его…
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ладно, наливай!
Наливают.
НАЧАЛЬНИК. Ну чё, вздрогнули?
Пьют.
ПЕРВЫЙ. Жирный сёдни клиент попался. А то бичи вечно какие-то нищие.
ВТОРОЙ. Так ты по вокзалам их собираешь, а нужно же места знать! Я вот, для примера, возле ресторанов фрайерков дожидаюсь. Прикинь, выходит такой жирняга, ну, торгаш там, типа частный предприниматель, пока до такси дойдёт, как раз в сугроб рылом ткнётся… И всё, шмонай его до нитки…
НАЧАЛЬНИК. Это чё, примитив… Я вот когда в ДПСэ работал, нехилую такую подставу делал: идёшь, это, на вокзал, цепляешь там лохов с Казахстана, ну, с Таджикистана там… паспорт, мол, ваш, а где регистрация? Лошок давай крутиться как уж на сковородке, типа, я тока приехал, какая регистрация? А я ему: ты чё, чурка, оборзел совсем? Закрой хлебало, дескать, воздух-то в Москве морозный, не ровён час простуду схватишь. Так… паспорт я ваш забираю, получите в опорном пункте завтра, адрес такой-то, милости просим во столько-то… Всё… лошок приходит утром, типа, гражданин начальник, можно паспорт? Я ему: можно козу на возу или Машку на сене… А паспорт нужно так: разрешите, пожалуйста, штрафик заплатить, я больше так не буду, говори, даун, — «я больше так не буду»… И штраф с тебя — пятьсот долларов за нарушение правил регистрации в столице нашей родины. Ну чё ты? Наливай, ёптыть!
Снова пьют.
НАЧАЛЬНИК. Ну, вот… Он блажить давай, — нету у меня, мол, таких денег, да где я возьму… А я говорю: меня не дерёт, где хочешь, там и возьми, хоть банк ограбь… И чё? Бежит выполнять…плачет, а бежит. И приносит… А куда он на хер денется?
ПЕРВЫЙ. А я вот тоже лохов разводил. Пишу маляву, дескать, нарушение правил торговли, ну, там обвесили или лучше диск продали нелецинзионный, ищу мазу, вызываю там директора… хозяина, ну, бежит на цирлах такой «алёша», хавло озабоченное, что случилось, мол, гражданин начальник? А я ему — раз! Ксиву под шнобель! А потом ещё — раз! Предьяву! К ногтю его! Он выкручивается, верещит, да разве выкрутится? Заворачиваю ему ласты и в дежурку… И вежливо его так воспитываю: типа, ай-я-яй, гражданин, как же так-то? Он очкует, мнётся, а я его закрыл такой на ключик и ушёл. Потом сменщика посылаю к нему, — иди, прессуй. Тот заходит с демократизатором в руках и как давай на него орать дурниной! Типа, плохой следователь… Всё! Попал ты! Закроем на хер! «Алёша», глядишь, и обоссытся со страху… А ночью я уже сам прихожу, он устал, жрать хочет, на парашу мы его не выпускаем, ну и плывёт, ясен пень… Я ему пою: чё, голубь, делать-то будем, а? А он уже на всё согласный, я же вижу… Всё… пропихиваю ему: штраф, мол, заплати за нарушение правил торговли и шиздуй отсюда на хер! Правда, если с собой у него нету, приходится домой везти, но за это я обычно соточку накидываю — это ж не такси тебе, овёс нынче дорог!.. Вот как надо…понял, да? Это тебе не жопников по автобусам ловить!
НАЧАЛЬНИК. Э-э, блин! Согрелась! Наливай давай!
Наливают, пьют. Уже сильно пьяны.
ВТОРОЙ. Давай Ильича сюда! Поссым на него!
ПЕРВЫЙ. Ну ты чё, дурак, в натуре? А убирать кто будет?
ВТОРОЙ. Дырки уберут!
ПЕРВЫЙ. Хорош, а?
ВТОРОЙ. А чё? Пускай убирают! Моя маманя убирала парашу на вокзале, пока я в школке парился! И несло от неё, знаешь как?
ПЕРВЫЙ. Ты, ну на хера? Мы их лучше по назначению употребим!
ВТОРОЙ (плаксиво). Ага… а чего же маманя моя? Пускай они тоже парашу почистят! (Внезапно звереет). Языком пускай, суки, парашу вылижут!..
НАЧАЛЬНИК. Э, остынь, а? Тащи лучше Ленина до нас!
Второй идёт к «обезьяннику», отпирает его. Проститутки дремлют, Ленин спит, пытаясь обхватить необъятную Зину. Полицейский за шиворот поднимает Ленина и тащит его в дежурку.
ЛЕНИН. Товарищи! Социалистическое отечество в опасности! Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищять каждую позицию до последней капли крови!
Второй, забыв запереть решётку «обезьянника», тащит упирающегося Ленина.
ЛЕНИН. Товарищи! Не поддавайтесь на провокации! Неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов, германских шпионов и проклятых ментов приказываю расстреливать на месте преступления! Без суда и следствия! Беспощадно! Невзирая на чины и звания! Смерть мусорам! Выжечь эту плесень с цветущей земли нашей социалистической отчизны!
ЗИНА (просыпается). Во даёт!
МАША. Во отжигает!
ЛЕНА. Шандец ему!
НАЧАЛЬНИК. Ну-ка давай его сюда. Щас мы ему тут гестапо устроим!
ПЕРВЫЙ. Ты чё, колдырь помоечный? Зубы лишние?
Бьёт Ленина по зубам.
ВТОРОЙ. Посади-ка его.
Ленина усаживают на стул, вливают ему в рот водку из бутылки. Он вначале бьётся, потом затихает.
НАЧАЛЬНИК (отдышавшись). Тихо, парни, тихо… Буйный, бля… Нехай сидит, оклемается малехо, мы с него чистуху-то и выбьем… Сдаётся мне, он рецидивист какой-то… Кажись, я его ещё в девятом годе рихтовал… Это же убийца, насильник и грабитель… Я вспомнил, я его однажды со жмурика снимал… а потом он мне ещё на гоп-стопе попадался… Мы, короче, сёдни премии срубили, такого матёрого волчару упаковали… Ну-ка давайте, вмажем за удачу!
Пьют.
ВТОРОЙ. Нам нужна удача. Нам нужна премия. А то бабла чё-то мало. Прикинь, мы когда с маманей в Череповце куковали, у нас бабла тоже напостоянку не водилось. Батяня наш давно уж где-то сгинул, мне года три, наверно, было. В школе я доходной был, потому что хавки не хватало. Бывало в доме гречка да соль-сахар. Вот маманя вечером гречку на воде сварганит, а утром, перед школкой, кусок хлеба даст… хлеб маслом подсолнечным политый, сверху посолит и чаю нальёт. Иду в школу, а масло подсолнечное из нутра наружу лезет. А там на переменке пацаны пирожки в буфете покупают… прикинь, суки, — начинку выжрут, а потом остатками кидаются … а если кто на столе оставит, так я подойду потихоньку да и сьем… А потом учителка домой припёрлась, говорит, падла: ой, как же вы живёте? И мне тогда обеды бесплатные назначили, слышь ты, уважаемый? (Поворачивается к Ленину). Прихожу в буфет, даю талон такой бумажный, мне по нему раз – борща тарелку, потом раз — котлету с картофельным пюре, а потом раз — компот ещё… Я ем сижу, а мне, бля, стыдно, красный весь такой сижу давлюсь… а все секут… Мне ещё кликуху дали — Голод… Я и в армейке за пайку бился, деды ж нас объедали… Мне два зуба за сахар да за масло выбили… А я, это… борзый был, махался с ними, так меня на взлётке скока раз сапогами месили… Это уж потом я, как с армейки свинтился, в Москву приехал, а тут в ментуру блатуют, форму дают, общагу, жрачку…А ты чё? (Легонько бьёт Ленина по щеке). По помойкам рылся? Объедки на халяву хавал? Бормотуху жрал? Шайбу сворачивал в подъезде? Синяк грёбанный! Вставай давай!
ПЕРВЫЙ. Ты, не тронь его, в натуре… Глянь, и начальник наш завял…
Начальник дремлет, посапывая на стуле.
ПЕРВЫЙ (продолжает). А я тоже — сам. У меня родаки — суки министерские. «Ты такой талантливый, Петя»… прикинь, в художественную школу меня определили, а по вечерам ещё к профессору английскому водили… а ещё шахматный кружок был, а потом ещё бассейн… во достали (проводит ладонью по шее)… ну, я рисую, рисую… всякую херню рисовал, а маманя мне — скушай, сыночка, вот это, скушай, сыночка вот то… а яблочко, а конфетку, а пироженку… ах, Петенька, шапку не забудь надеть, не дай Бог мозг простудишь, менингит начнётся, вот и станешь дурачком как раз… думаю, заманали, чёртовы шнурки! Я уже по клубам тусил, на марцефаль подсел… ага… мне себя ужасно жаль, я подсел на марцефаль, и теперь брожу один, пожирая эфедрин… ты начальнику только не говори, а то вдруг ему это не понравится… деньги у них тырил, а им чё — им по фигу! У них и так их полный зоб. Папец по командировкам вечно, а мамахен мужиков водит… А мне-то чё? Я зависну в клубняке, нюхну там чёнить и мне по кайфу… В общем, я их в девятом классе послал уже на хрен, пришёл на хату, у меня там мольберт стоял, нарисовал им напоследок член такой реальный да свалил… Погулял малехо. А потом военком меня захомутал… я бегал от него, посылал военкоматских всех на буквы, ох, злые они были на меня… Ну, и понятно, недолго фраер танцевал… Прикинь, в Заполярье меня заткнули, на край географии… Махался я там тоже с дедами… а если бы не махался, замёрз бы к чёрту. Там знаешь как: ссышь на морозе, а струя тут же замерзает…ага… и яйца как камушки друг об друга — стук-стук… А вернулся, так сразу в Гагры, греться… денег нету ни хрена, ну, я там почистил одного, а менты на следующий день меня и хлопнули… начальник говорит: ты, ну чё ты, реальный такой парень, на фига тебя сажать, давай лучше к нам! Я говорю: у меня московская прописка. Так ещё лучше, езжай, мол, домой и иди туда-то. Адрес дал, записку… клёвый был майор, уважуха ему… Э, Вася, да ты спишь, тушканчик …
Вздыхая, наливает себе.
ПЕРВЫЙ (продолжает). Эх… ну чё вы заснули все, в натуре! А гестапо Ленину кто хотел устроить? Скучно с вами, бля…
Пьёт, снова пьёт, бормочет что-то себе под нос и в конце концов тоже засыпает.
ЗИНА (осторожно выходит из «обезьянника», Ленину). Эй, милок…Проснись, родимый… (Подходит ближе). Ой… вот же ж твари, как изукрасили мущинку! Бедолажка ты мой! И пожалеть-то тебя некому… Проснись, Ильич! Ноги делать надо!
Маша и Лена потихоньку выходят из «обезьянника».
ЛЕНА. Брось его, валить надо!
МАША. Быстрей!
ЛЕНА. Зинка, валим!
ЗИНА. Ну, чё вы… нельзя же его бросить…(Тормошит Ленина). Проснись, милок!
Ленин открывает глаза, мычит. Зина взваливает его на себя, тащит.
ЛЕНИН. Товарищи! Революция, о которой так много говорили большевики, — свершилась!
Затемнение.
Картина пятая
Дом свиданий. Красиво убранная гостиная под старину, антикварная мебель, интимное освещение. Работает телевизор — большая плазменная панель, на которой Алла Пугачёва исполняет песню «Я так хочу, чтобы лето не кончалось».
Несколько красивых девушек, среди них Зина, Маша и Лена. На оттоманке полулежит, вальяжно развалившись, Ленин. На диване против него — Мамочка, хозяйка.
МАМОЧКА. Ну и какого хрена вы его сюда припёрли? Чё с ним теперь делать? Гоните его в шею!
ЛЕНИН. Мадам, не надо меня в шею, я вам ещё пригожусь! Я всё умею, я могу разговаривать с массами, я знаю тайные желания рабочих и крестьян… я вас всему научу!.. (пауза) я знал, что обобществление женщин неизбежно!
МАМОЧКА. Владимир Ильич, вы в своём уме? Какое обобществление? У нас всё по доброму согласию… э-э… за определённую мзду… И слава Богу, мы недавно добились полной легальности …кое-кто из весьма уважаемых людей, имеющих влияние на наших народных избранников, приложил… э-э… некоторые усилия и вот теперь… Правда, делишки несколько пошатнулись, потому что, сами понимаете, конкуренция… Раньше-то ведь рисковать приходилось, а теперь всё можно, вот таких заведений и развелось, как клопов под обоями…
ЛЕНИН. Да? Чудненько… А что, разве за перевыполнение нормы на производстве рабочих и крестьян сейчас не премируют розовыми талонами на романтические свидания?
МАМОЧКА (укоризненно). Влади-и-и-мир Ильич, как это пошло! Неужели вы действительно думаете, что такое возможно в цивилизованном сообществе?
ЛЕНИН. А что такое? Я и декрет такой издавал…
МАМОЧКА. Но ведь это посягательство на свободу личности!
ЛЕНИН. А кто сказал, что личность должна быть свободна от общественных установлений? Перевыполнил норму на десять процентов — получи романтическую встречу раз в неделю, перевыполнил на пятьдесят — получи две встречи в неделю. А вообще не выполнил норму, так сиди дома и развлекайся сам на сам, натирая мозоли на руках!
МАМОЧКА. Фу, как вы трактуете!
ЛЕНИН. Мадам, пролетариат и прогрессивное крестьянство вообще не должны думать об удовольствиях, тем более таких низменных, как интимные. Пролетариат должен работать и мы заставим его работать! Выполнил норму – получай четыреста граммов хлеба, не выполнил — получай двести! Какие тебе удовольствия? Работай, иначе с голоду подохнешь!
МАМОЧКА. Владимир Ильич, вы с ума сошли!
ЗИНА. Бедненький… ему менты голову повредили…
МАША. По-моему, он с дурдома сбежал…
В этот момент красочные картинки шоу Пугачёвой в телевизоре сменяются изображением строгого диктора в студии новостей.
ДИКТОР. Только что мы получили известие о национальной катастрофе: из Мавзолея на Красной площади исчезло тело Владимира Ильича Ленина. Прокомментировать событие мы попросили доктора инновационных наук, директора центра коммуникативных контактов, профессора Гарри Алибасовича Левинсона.
ЛЕВИНСОН (в окружении телекамер и микрофонов). Господа, товарищи! Много лет я вёл научные исследования в Мавзолее. Множество моих идей, изобретений и открытий легли в основу фундаментального труда, посвящённого сохранению в веках тела нашего дорогого Ильича. Современные технологии, далеко ушедшие от технологий чинчорро , гуанчей, инков или египтян позволяют сохранять тело любимого вождя вечно. При этом с помощью прогрессивных цифровых матриц мы имеем возможность копировать поведенческие и интеллектуальные реакции давно ушедшего человека, в данном случае означенного исторического деятеля — Владимира Ильича Ленина — и с помощью электронных чипов, внедрённых в мумифицированное тело, добиваться адекватных умственных и физиологических действий персонажа…
МАМОЧКА (встаёт с дивана в крайнем изумлении). Охереть!
МАША. Звездануться можно!
ЛЕНА. Ё-ё-ё-птыть!
ЗИНА. Чего-сь? Я не поняла, чё он щас сказал?
ЛЕВИНСОН (продолжает). Сделанные мной открытия конгениальны и уже скоро будут признаны всем мировым сообществом. Мои работы готовятся к выдвижению на Нобелевскую премию, а отсутствие информации об этом в нашей стране до сего дня было связано с особым режимом секретности. Не мне вам объяснять, что предмет разговора является глубоко интимным и, я бы сказал, пикантным, поскольку щекотливость вопросов, связанных с такой противоречивой исторической фигурой, как Владимир Ильич Ленин, в нашей стране пока что ещё никто не отменял.
КОРРЕСПОНДЕНТЫ. Это сенсация! Этого не может быть! Это непостижимо! Да бросьте, это постанова!
МАША. Полный шандец!
ЛЕНА. Я торчу!
ЗИНА. Я не поняла…
ЛЕНИН (указывая на экран телевизора). Из всех искусств для нас важнейшим является кино!
Мамочка с грохотом падает в обморок.
ЛЕНИН (выставив вперёд руки). Спокойно! Я вам пригожусь, я вам очень-очень пригожусь!
Пока девушки хлопочут над бездыханным телом Мамочки, Ленин выбегает на улицу и под окном становятся слышны его крики.
ЛЕНИН. Товарищи! Дорогие товарищи! Рабочие, крестьяне и прогрессивная интеллигенция! (Несколько тише). Впрочем, к чёрту прогрессивную интеллигенцию! Тоже мне, мозг нации! На деле это не мозг, а говно! Да… о чём это я? А! Товарищи! Если вам дорого ваше здоровье, если ваш труд страдает от неудовлетворённой сексуальности и вы гоните заводской брак потому что ваша супруга, сославшись на мигрень, отказала вам вчера в интимной близости, то ваша дорога лежит в этот прекрасный дом, где опытные жрицы любви помогут вам избавиться от деликатных проблем! Посмотрите на меня, я юн и свеж, несмотря на мой почти полуторавековой возраст, а почему — спрашивается вопрос? Потому что каждый Божий день я пользуюсь услугами прекрасных дам, работающих в этом доме! Товарищи! Все запреты, касающиеся сексуальности, должны быть сняты… Нам есть чему поучиться у суфражисток: даже запрет на однополую любовь должен быть снят! Победим своё либидо, товарищи!
Под окном слышен одобрительный гул толпы.
ГОЛОСА. Опа! Ленин рекомендует! Ни хрена себе! Вот это рекламка! Круто, в натуре! Давай, Ильич, айда с нами! Замутим групповуху! Ребята, качай Ильича! Да здравствует Ильич! Да здравствует мировая революция!
Слышны крики восторга и радости; через некоторое время толпа вламывается внутрь интимной гостиной, неся Ленина на руках и громко ликуя.
ГОЛОСА. Женщину, дайте женщину! Девочку, девочку хочу! А мне мальчика! Есть мальчики у вас?
Имеющиеся в наличии девушки выстраиваются в ряд, их быстро разбирают и даже к стоящей столбом Мамочке подкатывает представительный мужчина.
МУЖЧИНА. Мадам, вы работаете?
Мамочка тушуется, колеблется, наконец решается.
МАМОЧКА (решительно тряхнув головой). Да! В порядке исключения я… тоже обслуживаю!
Гостиная пустеет. В преддверии её остаётся гудеть до поры до времени неудовлетворённая толпа.
Затемнение.
Картина шестая
Следующим днём. Гостиная дома свиданий.
ЗИНА. Ах, он такой душка! Что он творит, что творит! Как он причмокивает, как он язычком своим… Милый, милый… А как он бородкой щекочет! Я от него млею…
МАША. Ну, как, как он делает?
ЗИНА. Вот так (показывает). И вот так ещё…
МАША. Ошизеть!
ЗИНА. Потом ещё вот так встанет, меня поставит вот так (показывает), отойдёт подальше, разбежится и к-а-а-а-к…
ЛЕНА. Ой! Ё-ё-ё-птыть!
ЗИНА. Ага! Потом ему ещё нравится, когда я дойки ему даю… (с умилением) молочко любит… И говорит: ты звезда очей моих, твоя бархатная кожа сводит меня с ума, как же, говорит, я тебя хочу! Ты крошечка моя! Ты статуэточка моя!
МАША. Ну, ты крошечка… да… ты ж кобыла, Зинка! Чё ты фуфло-то гонишь?
ЗИНА (возмущённо) Какое фуфло? Вот те крест, статуэточкой называет. Глазки, говорит, твои ненаглядные, сверкающие во тьме ночной…
ЛЕНА. Как два уличных фонаря, бля, которые кирпича просят…
ЗИНА (не слушает). Носик твой точёный, достойный украшать лица прекрасных королев…
ЛЕНА. Ага… такой шнобель еврейским красавицам больше подойдёт…
ЗИНА (не слушает). Ножки твои изящные, лёгкой походкой парящие над миром и увлекающие за собой толпы сильной половины человечества…
ЛЕНА. Окстись, мать! Ты глянь на ляжки-то свои… мясокомбинат какой-то!
ЗИНА (вызывающе). А ему нравятся! Это ты от зависти! Он их гладит и даже облизывает… говорит: ноженьки мои сладенькие, ноженьки мои сахарные… обожаю, говорит, их и то место, откуда они растут…(Пауза, предвещающая экстатический порыв). О-о!! Какое это место! Как возвышаются эти прекрасные холмы, как они манят и зовут, как я мечтаю прикоснуться к ним, обнять их и когда, наконец, мне это удаётся, я говорю себе: неужели это всё моё? Неужели я, счастливейший из смертных, держу в руках это сокровище, это животворящее начало, это вдохновение моих озарений, моих декретов и постановлений! Поёрзай же по мне, говорит он, возьми меня, и я тебя воспламеню! И что вы думаете? Воспламеняет! Я горю! Сгораю! Закипаю! Кипит мой разум возмущённый! Это возмущение моей плоти, океан страстей, революцией мобилизованный и призванный! Мой организм клокочет, потому что я знаю три источника и три составных части марксизма! (Кричит, заходясь в пароксизме страсти). А-а-а-а-а-а!! Иди ко мне, мой дорогой! Ещё, ещё!! Сильней, сильней!! Пожа-а-а-а-луйста!! Я больше не могу… ещё… ещё!! Учение Маркса всесильно, потому что оно ве-е-е-е-е-рно!!! А-а-а-а-а!!!!!!!!
МАША (в крайнем изумлении). Звездануться можно!
ЛЕНА (вообще в шоке). Ё-ё-ё-птыть! Охере-е-е-ть!
ЗИНА (обессиленно). Да, вот как-то так…
Входит Ленин.
ЛЕНИН. Девочки! Звёздочки мои!
Подходит ближе.
МАША, ЛЕНА, ЗИНА (наперебой). Владимир Ильич, Владимир Ильич!
Лена становится в позу и жестами привлекает к себе внимание, готовясь начать танец обольщения. Звучит музыка, Лена танцует, дразня Ленина телом и соблазнительными извивами танцевальных фигур. Её оттесняет Маша, которая показывает нечто вроде танца живота, немного оголяясь в процессе исполнения. Следом вступает Зина, но её танец забавен и смешон, настолько неуклюже она танцует; к такому исполнению больше всего подходит определение «ужимки и прыжки».
ЛЕНИН (торжественно). Лена! Вызволяй меня из плена! Маша! А заварим-ка мы кашу! (Короткая пауза) Нас ждут революционные преобразования!
Жестом предлагает девушкам взять его под руки, идёт с ними вглубь сцены, исчезает в дальней двери.
Зина в недоумении, приоткрыв рот, смотрит им вслед.
Из дальней комнаты доносятся смех, визги, шум возни, сопение и через некоторое время — сладострастные звуки. Зина, громко рыдая и театрально заламывая руки, удаляется со сцены.
Затемнение, сумерки. Входит Мамочка. Щёлкает пультом телевизора (звук едва слышен), обходит гостиную, зажигает ароматические свечи, включает торшер, бра. Садится на диван с пультом в руках. Из дальней комнаты доносится приглушённый смех, хихиканье, игривые голоса. Мамочка прислушивается.
ГОЛОСА МАШИ И ЛЕНЫ. Нет, Владимир Ильич…нет, Владимир Ильич… Ой, ой! Ещё! Нет, Владимир Ильич… Пожалуйста, миленький, пожалуйста… (душераздирающе) да-а-а-а-а-а, Владимир Ильич!
Мамочка встаёт в волнении.
Через некоторое время из дальней комнаты появляются расхристанные, полуодетые Маша и Лена, следом идёт, завязывая галстук и набрасывая пиджак, Ленин.
МАМОЧКА. Что такое?
ЛЕНИН. Так, ничего.
МАША. Всё отлично.
ЛЕНА. Всё замечательно.
ЛЕНИН. Ну, ладно, я пошёл на работу!
Выходит, через некоторое время под окном слышится его голос.
ЛЕНИН. Товарищи! Господа! Люди! Если вы устали от повседневной действительности, если жизнь кажется вам серой и непривлекательной, то раскрасьте её незыбываемыми красками свободной любви, не стеснённой условностями нашего закрепощённого мира, придите в эту обитель трудов и чистых нег… чистых ног…чистых рук… чистых тел… да, прекрасных тел…лиц… здесь всё прекрасно… (задумчиво) да, в человеке всё должно быть прекрасно… и душонка, и одежонка, и тельце…
МАМОЧКА. Э-э-э…
МАША. Да, Мамочка?
МАМОЧКА (нерешительно). Я слышала, что Владимир Ильич…э-э-э… как-то так делает… ну, в общем, как-то очень хорошо делает…
ЛЕНА (не даёт сказать Маше, с воодушевлением). Ну-у! Ещё бы! Да как делает! (Мечтательно закатывает глаза).
МАША (перебивает). Ой, вы не поверите… что он творит! Что творит! Вот так делает! (Показывает). И вот так! (Показывает). Пожилой человек… контролирует себя, может долго и весело… достаёт…это… до самых глубин… до самых глубин души… душа так радуется, так радуется… парит душа, воспаряет. И там, в её глубине… такое творится, вы представить не можете себе!
ЛЕНА (перебивает, с восторгом). Вот так вот душа сжимается (показывает), сжимается, а ты в это время плачешь… и смеёшься, и чувствуешь, что тебя сейчас разорвёт… а потом душа как из пушки выскакивает из тебя и… взрывается! И таким фейерверком осыпает тебя с головы до ног! И так горячо становится! Во всём организме! А потом ты плывёшь, качаешься на волнах, и тебя гладят эти нежные волны… нет, его руки… гладят… такие мягонькие, пухленькие ручки (всхлипывает, оглаживает себя, замирает)… ой, я не могу…
В дверях появляются клиенты.
МАМОЧКА (хлопает в ладоши, бодро). Так, девочки, так, быстренько, быстренько, пришли, встали, оправились…
Входят другие девушки, клиенты рассматривают их, выбирают, потом все парами расходятся. Остаются только Мамочка и Ленин.
МАМОЧКА. Владимир Ильич (берёт его руку)… я вся горю, не пойму отчего… сердце… (кладёт его руку себе на грудь)… ну как же мне быть? (Пауза). Я вся горю… я очень сильно вспотела… мне так одиноко… мужчина, вы слышите меня? Ну, сделайте же что-нибудь! Я изнемогаю от любви… (томно) … я так хочу…
ЛЕНИН (живо) …чтобы лето не кончалось?
МАМОЧКА (страстно) Да, да… чтобы лето не кончалось, чтобы этот летний зной испепелил меня, чтобы эта жаркая страсть выжгла мою душу и чтобы ты… ты, спаситель мой, рыцарь мой, мой кумир… чтобы ты уврачевал мою пылающую плоть прохладными прикосновениями своих рук, своего тела, чтобы нежный бриз твоего дыхания остудил мои бархатные кожные покровы…
ЛЕНИН. Мадам, может быть, лучше съездим к дерматологу?
МАМОЧКА (укоризненно, но с чувством). Коварный, ты хочешь отдать меня чужому мужчине? Как можешь ты отвергнуть эту искреннюю страсть, это неудержимое влечение, этот поэтический полёт? Возьми же меня наконец! К чему слова? Давай пойдём другим путём! Давай будем учиться, учиться и учиться! О-о, ты многому можешь научить! Я стану твоей верной ученицей, нас ждёт социалистическое соревнование, потому что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя! Ты знаешь, как нам реорганизовать Рабкрин, давай же, давай скорее начнём реорганизовывать его! Пойдём же, в конце концов, в профсоюзы, в эту школу коммунизма, погасим лампочки Ильича, и в священных потёмках, в сумерках первородного греха высечем искру истинного света, из которой да возгорится пламя свободы и затмит небосвод всеочищающим коммунистическим заревом!
ЛЕНИН (в изумлении, неуверенно). Пойдём… ну, пойдём…
Затемнение.
Картина седьмая
Интимный кабинет. Мамочка в постели, укрытая до подбородка. Ленин в костюме, при галстуке, но снизу по пояс закрыт кроватью; в левой руке глобус, в правой — указка.
ЛЕНИН (в некотором утомлении). В последний раз, в последний уже раз спрашиваю я, потому что уже устал спрашивать… так вот спрашиваю я, пионерка Каценеленбоген, почему вы опять не выучили урока? Вы будете примерно наказаны! (Грозит указкой). Что вы можете сказать о кооперировании крестьянства? Каковы очередные задачи Советской власти?
МАМОЧКА. Владимир Ильич! Но ведь это — не из географии!
ЛЕНИН. И что же, милостивая государыня? Географ глобус пропил! Отвечайте по существу!
МАМОЧКА (включается в игру). Э-э-э… Очередные задачи Советской власти — коммунизм плюс электрификация всей страны!
ЛЕНИН. Формально правильно, а по сути — издевательство!
МАМОЧКА. Помилуйте, Владимир Ильич! Ведь вы сами так учили!
ЛЕНИН. Нет, милочка, опять вы забыли про разруху в головах! Какой на хрен коммунизм, когда у вас туалеты до сих пор засраны? Ладно, пусть, в вашем заведении они, ради примера, чистые, так вам и по-другому-то нельзя, клиент же нынче привередливый пошёл! В наше время не то, что раньше: завёл барышню в заплёванный подъезд и прямо там её… э-э-э, это… отлюбил… ладно… а в ментуре как? А в общественных учреждениях? Даже в школах! Даже в университетах! Пол в моче! Стены — в неприличных картинках! Вот очередная задача Советской власти! Не зря классик вас учил: очередная задача — это победить разруху в головах!
МАМОЧКА. Владимир Ильич, но всё-таки я вас разочарую… У нас уже давно не стоит…
ЛЕНИН (настороженно). Не стоит?..
МАМОЧКА (с вызовом). Да, не стоит! Не стоит никаких задач Советской власти! У нас уже давным-давно стоят задачи совсем другой власти! У нас, Владимир Ильич (привстаёт на постели и становится видно, что она в школьной форме с пионерским галстуком на шее), у нас, Владимир Ильич, (шёпотом, заговорщически)… стоят задачи депутатов, стоят задачи крупного бизнеса, ещё у нас стоят задачи лидеров организованных преступных группировок, а ещё, — вы не поверите, — у нас стоят задачи олигархического капитала!
ЛЕНИН (в ужасе). Что вы говорите?
Выходит из-за кровати и становится видно, что он без штанов, — на нём довольно длинный пиджак и выпущенная из-под пиджака белая рубашка, а на ногах— старомодные штиблеты.
ЛЕНИН (уже в растерянности). Что вы говорите? Как можно было до такого докатиться?
МАМОЧКА (слезая с кровати). Да, Владимир Ильич! А перед народом, к вашему сведению, свои задачи стоят! Как прокормиться, как работу найти, как свести концы с концами! Как ребёнка в садик устроить, где деньги взять на учёбу в институте! Или на дорогую операцию! Да! Как оплатить коммунальные счета! Как прожить на копеечную пенсию! Да! (с вызовом, чётко печатая каждое слово) Как прекратить на каждом шагу давать взятки! (Заводится). А у нас… тут… тоже — свои задачи! (Чеканит слова). Как! Качественно! Сделать! Минет! Вот так вот! И это — нравственно! А жить в нищете — безнравственно!
ЛЕНИН (лепечет). Но… для нас нравственности…э-э-э… взятой вне человеческого общества, не существует… это обман. Для нас нравственность…э-э-э… подчинена интересам классовой борьбы пролетариата! (Как будто радуясь чёткости формулировки) Да!
МАМОЧКА (устало). Знаете что, Владимир Ильич? Бросайте-ка вы эту демагогию! Шиздите, честное слово, как Троцкий! Давайте лучше оставим обществоведение и поговорим о конкретном… (торжественно) теперь, после всего, что между нами было, вы, как честный человек, обязаны на мне жениться!
ЛЕНИН. Я? Жениться? Но ведь я, в некотором роде, уже женат…
МАМОЧКА. Вот именно… в некотором роде… К вашему сведению, Надежда Константиновна во цвете лет сведена в могилу вашим рябым оппонентом! А вы и не знали, небось?
ЛЕНИН. Как? Наденька? (Уныло, как человек, которого добило, наконец, самое последнее нехорошее известие). Нет, я не знал… Как же так? Чудный грузин!
Плачет, подходит к Мамочке, кладёт голову ей на могучую грудь.
ЛЕНИН. Как же так? Я думал, мы вместе будем жить двести лет…
Мамочка гладит его по лысине, утешая. Ленин всхлипывает.
МАМОЧКА. Владимир Ильич, женитесь на мне!
ЛЕНИН (робко, как дитя). А можно?
МАМОЧКА. Конечно! Только паспорт нужен. Есть паспорт у вас?
ЛЕНИН (плачет ещё горше). Нету!
МАМОЧКА. Не беда! Пойдём в ФМС, сделаем вам регистрацию, потом подадим документы на получение гражданства… там подмажем, здесь подмаслим… глядишь и паспорт будет не за горами… А чё? Все так делают! Гляньте скока в Москве киргизов да армян! И у всех российские паспорта!
ЛЕНИН. Но ведь я и так русский!
МАМОЧКА (сочувственно). Какой же ты русский… Ну, да щас это неважно. У нас тут давно такой уже интернационал! Как раньше-то было, помнишь? (Поёт). Дети разных народов, мы мечтою о мире живём… Нормально было! А теперь чё? Какое-то взаимное кровопускание без конца. Куда ты, бля, раньше-то смотрел?
ЛЕНИН. Ну, я не знаю… политику национального размежевания, по-моему, мы правильно провели…
МАМОЧКА. Э-э, слушай, хорош уже, а! Достал уже своей простотой! Говори лучше, будешь жениться?
ЛЕНИН. Буду! У тебя это… (оглядывает её и показывает руками ) много всего! (С хитрым прищуром, вкрадчиво). А бизнес мне отпишешь?
МАМОЧКА. Легко! Ты же мужик! Бизнес должен быть у мужика в руках!
Затемнение.
Картина восьмая
Обстановка респектабельного офиса. Хорошая мебель, два-три компьютера. В офисе двое солидных мужчин в дорогих костюмах — Босс и Первый бандит. Играют те же актёры, что в начале выступали в роли полицейских.
БОСС. Ну, а потом что?
ПЕРВЫЙ БАНДИТ. Ну, сунул ему под нос волыну…
БОСС. А потом?
ПЕРВЫЙ. Потом говорю: подписывай, гадёныш!
БОСС. А он?
ПЕРВЫЙ. А он говорит: не буду!
БОСС. А ты?
ПЕРВЫЙ. А я говорю: подпишешь, никуда не денешься.
БОСС. А он?
ПЕРВЫЙ. А он говорит: отсоси!
БОСС (начиная терять терпение, громче). А ты?
ПЕРВЫЙ. А я: ещё и не такие подписывали, покруче, небось, тебя!
БОСС. А он?
ПЕРВЫЙ. Послал.
БОСС. Куда?
ПЕРВЫЙ. Туда, откуда все мы вышли…
БОСС. Вот хам, а? И чё потом?
ПЕРВЫЙ. А потом я ему говорю: сейчас я тебе на хрен палец отстрелю и ты подпишешь у меня отчуждение пятидесяти процентов своего нефтяного бизнеса… ну, в нашу пользу… а потом отстрелю то, что тебе обычно танцевать мешает, и ты подпишешь отчуждение пятидесяти процентов своего банковского дела…
БОСС. Ну?
ПЕРВЫЙ. Ну, чё «ну»? Баранки гну, много нагну, тебе дам одну… Отстрелил конечно… в объявленной последовательности…
БОСС. И чё?
ПЕРВЫЙ. Не подписал.
БОСС. А ты?
ПЕРВЫЙ. Убил его на хрен!
БОСС. Как убил?
ПЕРВЫЙ. Очень просто. Как убивают? Взял волыну и шмальнул ему в лобешник. Только мозги по всей квартире засвистели!
БОСС. А как же бумаги?
ПЕРВЫЙ (самодовольно улыбаясь). Ну чё, подписал… испугался уже… понял, что всё по-взрослому…
БОСС. Ты гонишь…
ПЕРВЫЙ. Не, не гоню… Ну, неприятно немножко было, это да… Искусственное же дыхание пришлось ему делать… (скорчил гримасу отвращения)… рот в рот… а у него мозгами вся рожа забрызгана… ну, ничё, платочек накинул…
БОСС. И чё?
ПЕРВЫЙ. Ничё. Встал да подписал.
БОСС. А потом?
ПЕРВЫЙ. А потом вытер хайло и домой пошёл.
БОСС. Ну, ты кач, молодец ваще… Премию получишь.
Голоса за сценой, звуки тычков и ударов. Входят Второй и Ленин со связанными руками и кляпом во рту.
ВТОРОЙ. Иди, иди, заморыш!
ПЕРВЫЙ. Так, сел на стул, быстро!
Ленин садится.
БОСС. Ну чё? Будем признаваться или будем запираться?
ЛЕНИН. Ммммм…
БОСС. Я не понял, чё сказал?
ЛЕНИН. Ммммм…
БОСС. А-а, пасть ему освободи!
Ленина развязывают и вынимаю кляп из его рта.
БОСС. Ну, так чё — признаваться или запираться?
ЛЕНИН. А чё такое?
БОСС. Через плечо! Набедокурил, старый! Девок портил? Портил! Смуту в ряды трудящихся вносил? Вносил! На борьбу с империализмом призывал? Призывал! Олигархический капитал у хороших людей отобрать хотел? Хотел! А сам что? Ты сам, батенька, капиталист и эксплуататор трудового народа! Виноват? Виноват! Вот теперь в наказание бизнес нам отписывай! Понял, нет? Бизнес отписывай, сказали!
ЛЕНИН. Ага! Щас!
ПЕРВЫЙ. Ты чё, бурый, да?
ЛЕНИН. Караул! Грабят! Это же рейдерский захват!
БОСС. О, блин, слова-то какие знает!
ВТОРОЙ. Ну, брателло, ну, забурел…
ЛЕНИН. А ты как думал?
ПЕРВЫЙ. Босс, можно я ему создам предпосылки для посещения стоматолога-протезиста?
ВТОРОЙ. Погоди, Ваня. Владимир Ильич — адекватный человек. Он всё прекрасно понимает. Владимир Ильич, дорогой, (достаёт бумаги) вот здесь надо подписать… и вот здесь. И всё, пойдёте домой. Мы вам там, так и быть, маленькую комнатку оставим… на первое время. А потом ножками-ножками и в Мавзолейчик… Снова баиньки… Там хорошо, прохладно, мух нет…
ПЕРВЫЙ. Слышь, Колян, хорош сопли размазывать! Босс, можно его притемнить?
ВТОРОЙ. Ваня, ну чё ты, в натуре, такой резкий? Владимир Ильич и так всё подпишет! Правда, Владимир Ильич? (Тихонько). Помогай нам, помогай…
ЛЕНИН. Ага! Может, тебе ещё и шнурки погладить?
ПЕРВЫЙ. Э, Колян, чё ты его как бабу оглаживаешь?
Подходит к Ленину, берёт за шиворот.
ПЕРВЫЙ. Ты не понял, старый? Подписывай!
ЛЕНИН. Не хочу!
ПЕРВЫЙ. А на городской свалке валяться хочешь? Это тебе не в Мавзолее! Там тебя собаки быстро на куски растащут!
ЛЕНИН. Да пошёл ты!
ПЕРВЫЙ. Босс, можно уже, а?
БОСС. Можно!
ПЕРВЫЙ. Ну, ты меня уже достал! На! (Угощает Ленина затрещиной).
Ленин беспорядочно машет руками, случайно попадая в лицо первому.
ПЕРВЫЙ (озлясь). Да я тебя!
БОСС. Меси его, мужики!
Первый и второй добросовестно бьют Ленина. Вдруг он вырывается и начинает метаться по офису. Его хаотичные движения напоминают метания обезьяны в клетке, он то взлетает под потолок, то, делая несусветные кульбиты, взгромождается на мебель, то лезет на стены. Его пытаются поймать, но поначалу безуспешно. Однако через некоторое время бандитам всё-таки удаётся его схватить.
ПЕРВЫЙ. Ага, попался! Не уйдёшь теперь! (Бьёт). Забыл, что делиться нужно!
ВТОРОЙ (тоже бьёт). Тебе зачем столько?
БОСС. Подписывай давай!
ЛЕНИН (истерично). Нету у меня ничего! Это не моё! Это депутатское!
БОСС. А документы на тебя! Ну-ка говори, под чьей ты крышей?
ЛЕНИН. Я под крышей мадам Каценеленбоген! Я там сейчас живу! У меня московской прописки нет! У меня гражданства даже нет! Это для отмазки документы!
БОСС. А как же на тебя бизнес оформили? (Даёт затрещину).Отвечай!
ЛЕНИН. За бабки, за бабки оформили!
БОСС. Ага, законник, взятки даёшь! Не посыпали ещё вас дустом! Ну, ничё, это у нас быстро! Тёмную ему!
Первый и второй накрывают Ленина покрывалом, бьют. Сопят.
ЛЕНИН (из-под одеяла, приглушённо). Сатрапы! Держиморды революции! Политические проститутки!
Первый и Второй продолжают бить, устают, садятся отдыхать.
ЛЕНИН (выворачиваясь из покрывала). Дайте смольнуть!
БОСС. Подпишешь?
ЛЕНИН. Может быть.
Босс протягивает ему сигарету, щёлкает зажигалкой. Ленин затягивается. С интересом ощупывает материю покрывала.
ЛЕНИН (с видом человека, который косит под дурачка). Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении…
ПЕРВЫЙ (оглядываясь на Босса). Мы его по голове не били…
БОСС (устало). Всё, кончайте его, пацаны…
Первый и Второй подходят к Ленину, достают из-под пиджаков пистолеты и с разных сторон приставляют их к его голове.
В это время входная дверь с грохотом распахивается, и в комнату врываются ОМОНовцы с автоматами.
КОМАНДИР ОМОНОВЦЕВ. Так… медленно нагнулись и положили оружие на пол…
Первый и Второй осторожно выполняют команду. Первый, не донеся пистолета до пола, вдруг выпрямляется и начинает палить в ОМОНовцев. Ленин откатывается в угол, под защиту стены и мебели. В ответ бойцы ОМОНа чётко снимают Первого, Второго и Босса.
КОМАНДИР. Владимир Ильич, вы целы?
ЛЕНИН. Цел. Но напуган.
КОМАНДИР. Ничего страшного. Сейчас подойдут представители Спецучреждения, заберут вас. С ними и врач будет. Поднимайтесь…
БОЕЦ ОМОНа. Командир, а с этими что?
КОМАНДИР. Вот этого, жирного (показывает на Босса), — на офицерскую кухню… только пусть помоют его хорошенько, а вот этих — на солдатскую. Да с волосами смотрите там, чтобы ничё лишнего в борщ не попало!.. Вставайте, Владимир Ильич, сейчас заберут вас…
Затемнение.
Картина девятая
Кабинет Сецучреждения. Письменный стол, несколько стульев, плазменная панель, на стене — портрет Дзержинского.
КУРАТОР. Владимир Ильич, я всё, конечно, понимаю, но для чего вы покинули Мавзолей?
ЛЕНИН. Ну, как же, батенька, для чего? Сами полежите там! Сутками в горизонтальном положении, да в одиночестве… если б ещё с дамами… Лежишь там, как дурак, пукнуть боишься… А я действовать хочу… да… хочу преобразовывать миры, вершить судьбы людей! Дайте же мне действовать, дайте призвать под свои знамёна рабочих и крестьян! Я не могу мириться с засильем олигархического капитала! Я не могу смотреть, как он влезает во власть! А что у вас с экономикой? Я организую крестовый поход против капитала! Я призову, в конце концов, армию, мы возьмём Смольный, Белый дом, Жёлтый дом! Я сейчас же поручу Льву Давидовичу организовать солдатскую массу, привлечь грамотных военачальников, Феликс Эдмундович сформирует ударные диверсионные отряды, команды специалистов-взрывников, поднимем флот и «Аврора» ударит во все концы света не холостыми, а боевыми снарядами! Весь мир насилья мы разрушим! Разнесём в пух и прах полмира, чтобы восторжествовал наконец маленький скромный человек, живущий своим трудом!
КУРАТОР. Владимир Ильич, очнитесь! Вы в своём уме? Посмотрите в окно!
Ленин смотрит в окно.
КУРАТОР. Видите? Сначала здесь была просто Лубянская площадь. Потом вон там, в центре, появился памятник Дзержинскому, и площадь стала носить его имя, а потом как-то ночью, не очень, кстати, давно по историческим меркам сюда подогнали подъёмный кран и свинтили железного Феликса к чёртовой матери! Сейчас вам вообще не то, что раньше было!
ЛЕНИН. Да чё у вас изменилось? Как были дороги убитые, так и остались! А дураков сколько… честное слово, было меньше… ещё и расплодились, мать их! А кровососы и взяточники… клянусь мамой, и их меньше было, по крайней мере скрывались как-то, а сейчас похер всем, открыто берут, да ещё и вымогают нагло, изощрённо! А полиция! Во! Руку сломали (показывает). В голове дыру пробили (показывает). Пока что временно пластилином залепил, а то мозг вываливается… (возмущённо) изнасиловать хотели!! Алкашня долбанная! Пидоры! Когда в народ девятого января стреляли, я не так сильно обиделся! А вот на этих — очень сильно обиделся! Чё удумали! Пожилого человека насиловать! Ну чё у вас изменилось? Чё ты мне лепишь, начальник? Наоборот ещё хуже стало!
КУРАТОР. А вы дедушку Крылова читали? На зеркало неча пенять, коли рожа крива!
ЛЕНИН (горячо, волнуясь). Я такого не завещал! Это вы всё переиначили, испортили, извратили! Просрали вы всё, просрали! Надо было на запад идти, на соединение со спартаковцами, с Бэла Куном! Уже глядишь, мировой пожар давно бы раздули! На горе всем буржуям! А вы тут чё? Развели, понимаешь, гниль олигархическую!
В этот момент под окнами слышится волнение толпы, шум, крики, возгласы.
ГОЛОСА. Свободу Ленину! Да здравствует революция! Долой самодержавие и престолонаследие! Даёшь народную власть! Мы с тобой, Ильич! Даёшь страну без буржуев!
ЛЕНИН. Слышите, господа? Страна знает своих героев! Включите-ка телевизор, наверняка там что-нибудь новенькое передают!
Куратор включает телевизор. По телевизору транслируются митинги, диктор комментирует события.
ДИКТОР. По всей стране нарастает протестное движение. Площади крупнейших городов страны заполнены демонстрантами, люди не хотят жить по-старому. Главные их требования — ротация власти, честные выборы, борьба с коррупцией, реформа чиновничьего аппарата, усмирение тарифов ЖКХ, доступные цены на жизнь, поддержка многодетных семей… Народ давно уже не верит руководству страны, Думе, судам, телевидению, народ боится полиции, бюрократов, самого государства. Не зря говорил в своё время вождь трудящихся Владимир Ильич Ленин: «Государство — это машина для поддержания господства одного класса над другим». Так какой класс господствует сейчас над трудовым народом? Кто нещадно эксплуатирует рабочего, кто держит в нищете крестьянина, кто душит мелкий и средний бизнес? Класс бюрократов, тесно спаянных с олигархическим капиталом и надёжно защищённый армией и репрессивной полицией!.. Но народное терпение уже истощилось, и вернулся наш революционный вождь, чтобы …
Куратор в раздражении выключает телевизор.
КУРАТОР. Ну, хватит! Дали волю вам!
ЛЕНИН. Это вам дали волю! Это вам хватит! Хватит давить народ, хватит лгать, воровать, творить произвол! Не желаю больше иметь с вами дел!
В этот момент в окно влетает булыжник, звенит разбитое стекло. Голоса толпы с улицы становятся намного слышнее.
ЛЕНИН. Пошли вы все к грёбанной матери! Ужо вам! Разгневанный народ сметён вас, как грозный ураган сметает с земли ничтожную щепку! Не желаю больше разговаривать с вами!
КУРАТОР. А меньше?
ЛЕНИН. Ага! Гопников мухоморами корми! Чё вы мне сделаете? Арестуете? Убьёте? Да мне по фигу мороз! Буду призраком коммунизма наряжаться, пугать вас по ночам!
Энергично идёт к двери, выходит и с силой хлопает дверью так, что со стены с грохотом падает портрет Дзержинского.
Затемнение.
Картина одиннадцатая
Перед подъездом Спецучреждения. Толпа демонстрантов во главе с Силантием Авдеичем Сюкановым восторженно встречает выходящего из дверей Ленина.
ГОЛОСА. Слава Ильичу! Веди нас в бой, дорогой вождь! Мир хижинам, война дворцам! Россия будет свободна!
СЮКАНОВ. Владимир Ильич! Поздравляю с освобождением!
Одобрительный гул голосов толпы, слышны приветствия.
ЛЕНИН. Здравствуйте, товарищи!
СЮКАНОВ. Владимир Ильич, скажите речь народу!
ЛЕНИН (взбираясь на холмик, где когда-то стоял памятник Дзержинскому). Товарищи! Мы не можем больше терпеть, мы не можем больше ждать! Международная закулиса с помощью руководителей нашей страны правит Россией и мы должны положить этому конец!
СЮКАНОВ. Положим на них конец! С прибором! Забьём на них!
ЛЕНИН. Нет, нет, Силантий Авдеич! Вы меня не так поняли! Наша задача — покончить с государственным капитализмом, повсеместно создать Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов…
ГОЛОСА. Вроде это уже было… На хрена нам Советы? — Даёшь народную власть! — Жирика в президенты! — Чё, в натуре? Пускай в баню идёт! —Навального в президенты! — Щиздуй по холодку со своим Навальным, он и так уже везде навалил! — А кто коррупцию победил? Чё, заткнулся? — Так это разве он? Это ж Владимир Владимирович сказал, что согласования с вышестоящими инстанциями не нужны, когда на чиновников открываются уголовные дела…
ЛЕНИН. Товарищи, товарищи, давайте по порядку! Итак, Советы берут власть в свои руки, привлекают на свою сторону армию и с лозунгом «Против преступности и беззакония» мы начинаем планомерно уничтожать чиновников и полицию. Всех бюрократов, начиная с самого верха и кончая начальниками ЖЭКов, начинаем натурально потрошить, вытрясая из них номера зарубежных счетов и реквизиты фирм, зарегистрированных в офшорах, реквизируем их машины, дачи, виллы, квартиры и дворцы за рубежом! Полицию же, товарищи, всех этих сержантов да капитанов, всю эту шушеру дэпээсную предлагаю просто давить, не говоря худого слова. Как тараканов! Мы их и раньше, между прочим, давили, давили… (Пауза). Товарищи, на селе нужно создать Советы анонимных алкоголиков по типу прежних Советов батрацких депутатов. Эти Советы организуют экспроприацию богатых сельских собственников, ибо кто сейчас на селе жирует? Те, кто захапал землю и предприятия, кто колхозы превратил в домашние кормушки! А здесь, в Москве, в Питере, в других городах на крупных и средних промышленных предприятиях нужно немедленно установить контроль за производством и распределением… забирать на хрен всё и отдавать трудящимся! Товарищи! Эта власть должна уйти! Хватит нам азиатского деспотизма с криминальным уклоном! Богатые и жулики, это — две стороны одной медали, два главных разряда паразитов, вскормленных капитализмом, это — главные наши враги, которых нужно взять под особый надзор, с которыми нужно расправляться, и делать это необходимо беспощадно!
СЮКАНОВ. Товарищи! Владимир Ильич правильно говорит! Меньше политической трескотни! Меньше интеллигентских рассуждений! Пора, пора!
ЛЕНИН. Товарищ Сюканов! Первым делом блокируйте и переводите под свой контроль социальные сети, захватывайте офисы крупнейших провайдеров, одновременно отправьте отряды боевиков к зданиям Телецентра и Радиокомитета, немедленно занимайте аэропорты и вокзалы, ну, а потом уж по классической схеме — телеграф, телефон, главпочтамт …
СЮКАНОВ (вдохновенно). К оружию, граждане! На баррикады!
Слышен шум толпы, переходящий в шум уличной схватки, постепенно нарастают звуки выстрелов и артиллерийских разрывов. Издалека сначала потихоньку, а потом всё сильнее и сильнее слышится грохот движущихся танковых колонн, он приближается, и чудовищная какофония начинает заполнять всё пространство. Вдалеке колышется зарево пожаров.
Затемнение.
Картина двенадцатая
Диковатая лесная местность, полянка невдалеке от небольшого озерца, добротный шалаш. Ленин, сидя возле шалаша, разговаривает по мобильному.
ЛЕНИН. Да, товарищ, да… В Разливе, да… в шалаше живу… Жаль, товарища Зиновьева нету, он когда-то неплохо скрашивал моё одиночество… (Пауза). Что вы говорите? (Пауза). Что вы говорите? Да, да… погиб как герой… да, да, на баррикадах… (Пауза). Когда? Сейчас? На каком сайте? Ага, сейчас по поиску найду…
Достаёт из шалаша ноутбук, включает, слышится голос диктора.
ДИКТОР. Сегодня мы провожаем в последний путь верного сына трудового народа, товарища, друга, бессменного многолетнего руководителя Коммунистической партии Центра и Регионов — Силантия Авдеича Сюканова, который столько сил положил в борьбе за обогащение партии и всех трудящихся. Партии, правда, всегда доставалось больше, чем самим трудящимся, но так на то и партия, чтобы деньги тратить…
На заднике появляется проекция: на орудийном лафете медленно двигается элитный полированный гроб. Красная площадь, огромные толпы народа идут вслед за лафетом по направлению к Мавзолею.
ДИКТОР. Скорбные колонны проходят по Красной площади, чтобы отдать последнюю дань памяти выдающемуся деятелю мирового коммунистического движения, пламенному борцу за дело обездоленных народов, верному ленинскому соколу, орлу или даже сапсану. Люди кладут эту дань к подножию Мавзолея и суровые вдовы погибших на баррикадах мужей изо всех сил плачут, глядя на эти помятые тысячные и пятитысячные купюры, а кое-где даже и жалкие сиротские сотенные… Велика народная скорбь! Нескончаемым потоком идут люди за гробом своего любимца, того, кто жизни не пожалел на баррикадах ради светлого будущего простых российских тружеников… Даже враги, проклятые олигархи, члены Госдумы и высшие руководители страны не скрывают своего горя, ибо достойным противником был покойный! А достойных противников надо уважать! Плачут все — плачет президент, плачет премьер-министр, плачут руководители администрации президента, плачут простые жители Москвы и безымянных деревенек, в голос ревут маленькие дети… Вот забился в истерике, упав прямо на булыжную мостовую Красной площади, какой-то слабонервный член Государственной думы… Вот генерал полиции в бессильном горе, не в силах совладать с нахлынувшим на него отчаянием, рвёт последние волосы на своей уже и без того изрядно полысевшей голове… Вот работники ЖКХ, обезумевшие от беспредельной скорби, идут нестройными колоннами и раздирают ногтями свои лица… Что, что в этом мире может быть тяжелее и страшнее последнего прощания с кумиром, с защитником обездоленного человечества? Кто теперь скажет своё веское слово против проклятых эксплуататоров и кровопийц? Кто раздаст к Первому мая и к Седьмому ноября продуктовые наборы с килограммовыми банками чёрной и красной икры? Кто? Нет больше такого человека в мире! И наверное, уже не будет! Но трепещите, трепещите, тираны! Уже зреет в народе тёмная и грозная сила, и уже сидит на берегу маленького озерца отважный народный вождь, который скоро придёт и устроит на земле справедливый мир!
Гроб с телом покойного снимают с лафета и под звуки траурной музыки торжественно вносят в Мавзолей. Камера приближается, и на граните фронтона зрители видят огромные, неотвратимо наплывающие буквы: СЮКАНОВ.
Затемнение.
Занавес.
|
|
|